В России полисы страхования жизни стоят дороже, чем в США или Европе. 
И дело не в жадности страховщиков застраховать машину от угона или квартиру от пожара — это пожалуйста. А вот позаботиться о самом дорогом — собственной жизни — подавляющему большинству россиян в голову не приходит.
«Жизнь» занимает половину европейского страхового рынка, почти две трети американского и всего 1% российского.
Аналитики ежегодно предсказывают бурное развитие рынка страхования от преждевременной смерти. Прогнозы с замечательным постоянством не сбываются. И не должны сбываться — при таких-то тарифах.
а надежные математические законы не имеют отношения к реальному миру".
Альберт Эйнштейн
Полис страхования жизни в нашей стране стоит в 5-10 раз дороже, чем в США.
И, что самое обидное, для снижения цен нет никаких предпосылок. Наши страховщики не гонятся за сверхприбылью: они лишь просчитали риски. 
проанализировал тарифы российских компаний и пришел к выводу, что средние цены на рынке вполне справедливы. Правда, встречаются удивительные отклонения от нормы.
ПОЧЕМ «УЙТИ»
Сразу оговоримся: ниже речь пойдет исключительно о рисковых, а не о накопительных (смешанных, пенсионных и пр.) программах страхования.
Накопительные программы страхования жизни — это нечто среднее между страхованием и банковским вкладом. С застрахованным не обязательно должно что-то случиться, чтобы он или его семья получили деньги. По достижении определенного возраста человеку в любом случае выплатят оговоренную сумму.
Иными словами, при накопительной схеме страховщики берут на себя два риска: внезапной смерти клиента, с одной стороны, и того, что он проживет долго, — с другой. Выплата в случае смерти, инвалидности и т. п. составляет рисковую часть схемы. Выплата по истечении срока страхования — накопительную.
Мы сравнивали тарифы на чисто рисковые программы или на рисковую часть накопительных программ. Во-первых, тарифы на накопительную часть зависят от такой зыбкой и изменчивой вещи, как доходность вложений страховой компании. Рисковые же схемы, как утверждают страховщики, держатся на собранных премиях, а не на инвестициях — поэтому легче определить их настоящую цену. Во-вторых, «чистый риск» — это большая часть «жизненного» сегмента рынка за рубежом: в США, к примеру, так застраховано почти 60% клиентов.
Корреспондент примерил условия нескольких отечественных страховщиков на себя. Для начала заглянул в «Ингосстрах». В прошлом году эта компания собрала $1,1 млрд премий, причем на страхование жизни из них пришлось только $13 млн. «Застраховать на $100 000 уход по любой причине на 10 лет, — довольно неловко избежал неприятного слова агент “Ингосстраха”, — будет стоить для 40-летнего мужчины $1352 в год». Итого, если за 10 лет со мной ничего не случится, цена относительного спокойствия за благосостояние моей семьи за это время составит $13 520. Выгодная ли это сделка?
Если рассматривать исключительно российский рынок — условия очень даже неплохие. AIG Life и «Росгосстрах» оценили то же удовольствие в две с небольшим тысячи долларов в год. А Военно-страховая компания (ВСК) и вовсе заломила $2700. Чуть дешевле, чем в «Ингосстрахе», оказалось только у РОСНО.
У американских страховщиков цены по сравнению с нашими просто демпинговые. Prudential Financial, собравшая в прошлом году $4 млрд премий по «жизни», берется застраховать 40-летнего некурящего американца на те же $100 000 всего за $189 в год. Другая американская фирма, Lincoln Financial Group (в 2005 г. собрала $845 млн премий по «жизни»), продаст полис за $172 в год.
Правда, Prudential Financial вводит небольшой повышающий коэффициент для жителей Нью-Йорка (известное дело — город контрастов) и очень большой для тех, кто курит. Курильщикам и даже завязавшим менее трех лет назад придется платить почти вдвое больше. Если на вопрос Prudential Financial, доводилось ли вам курить на протяжении последних 12 месяцев, честно ответить «да», годовая ставка вырастет до $354. Заболевания сердца, давление и холестерин в крови увеличат премию до $440 в год. Это максимум, и это меньше трети ставки «Ингосстраха» и большинства других российских страховщиков.
Наши страховые компании куда либеральнее: они не обращают внимания на курение и не спрашивают, проживает ли клиент в Карелии, где средняя продолжительность жизни мужчины всего 49 лет, или в Дагестане, где живут на 16 лет дольше. Может быть, такой недостаточно индивидуальный подход и есть главная причина высоких тарифов для всех? Может показаться, что страховые компании просто собирают такие большие премии, что им неважно, каков на самом деле риск смерти клиента. У «АльфаСтрахования» сборы премий по «жизни» превышают выплаты в 2,5 раза, у AIG — в 15 раз, а у Чешской страховой компании — в 25 раз. Но это лишь потому, что данные компании занимаются классическим страхованием жизни относительно недавно. У «Росгосстраха», единственного в России ветерана этого рынка, сборы выше выплат всего на 10%. Почему?
СМЕРТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ
Расчетом тарифов в страховых компаниях занимаются актуарные математики, или попросту актуарии. Понять их «птичий» язык простому смертному почти невозможно. «Поток новых рисков считается пуассоновским потоком событий переменной интенсивности» — такими словами начинается одна из статей на профессиональном сайте actuaries.ru.
На самом деле основы работы актуариев можно уяснить, даже не пройдя базового курса статистики. Чтобы рассчитать тариф, в принципе надо знать всего две вещи: предполагаемый размер выплат и процент страховых случаев среди общего числа застрахованных. Сколько машин попадет в аварию, сколько самолетов разобьется, сколько домов сгорит. А при страховании жизни — сколько людей умрет. В последнем случае используются таблицы смертности. На сайте www.mortality.org, принадлежащем Университету Беркли, выложены таблицы для всех европейских стран, Америки, Японии и Австралии. По Швеции есть данные даже за XVIII в. Российская статистика собрана с середины XX в.
Таблица смертности прослеживает судьбу 100 000 человек с рождения до смерти. В одной колонке возраст, в другой — число выживших для каждого возраста. Остальные столбцы говорят о том, сколько в среднем осталось прожить человеку, сколько «человеко-лет» уже прожито и т. д. и т. п.
В странах с развитым страховым рынком существуют отдельные таблицы для групп населения по месту жительства, профессии, увлечениям. И, конечно, везде таблицы смертности учитывают пол. У нас разрыв в продолжительности жизни мужчин и женщин огромен. Уже в первый год жизни российские мальчики умирают в полтора раза чаще девочек. У 30-летнего мужчины ожидаемая продолжительность жизни такая же, как у 43-летней женщины. А у 30-летней женщины — как у 15-летнего мальчишки.
Российская картина смертности в целом гораздо грустнее американской. Из 100 000 российских сорокалетних мужчин до 50 лет доживают лишь 85 380. А 14 620, соответственно, не доживают. Вот вам и страховые выплаты: по $100 000 каждому, а в сумме — $1,462 млрд. Получить эти деньги фирма должна с тех, кто останется в живых. Впрочем, и остальные успеют кое-что заплатить: если для простоты считать, что «уходить» они будут равномерно, в среднем каждый заплатит за пять лет. В общей сложности получается 926 900 годовых платежей, по $1577 каждый. И надо еще не забыть, что 30% собранных денег фирма хочет оставить себе. Именно такой процент от собранных премий, по данным руководителя департамента стратегического маркетинга ХК «Росгосстрах» Алексея Зубца, уходит на нашем неразвитом рынке на ведение дел по рисковому страхованию жизни. Американские фирмы тратят на ведение дел не более 20% от суммы собранных премий — сказывается экономия на объеме.
В итоге получается, что себестоимость годового взноса составляет около $2250, что очень похоже на тарифы «Росгосстраха» и AIG.
«А что вы хотите, у нас только на дорогах гибнет 33 000 человек в год, плюс повальное пьянство и преступность, — говорит Зубец. — Здесь вам, к сожалению, не Америка». Из сотни тысяч 40-летних жителей США до 50 лет не доживают всего 3240 человек. Им причитается $324 млн. С учетом надбавки на ведение дел минимальный годовой взнос в США должен составлять $411 (статистика учитывает курящих и больных, поэтому максимальные $440 за услуги Prudential Financial вполне оправданны).
Можно посчитать и проще: если в возрасте от 40 до 50 лет умирает в 4,5 раза больше русских, чем американцев, то и ставки должны различаться примерно так же.
Так что же, получается, что «Ингосстрах» работает в убыток? Главный актуарий «Ингосстраха» Николай Горбачев не согласен: «Мы выдаем строго рассчитанные тарифы, которые после нас проверяет андеррайтер». Дело в том, объясняет Горбачев, что «никакая госстатистика не может адекватно отражать риски страховых компаний».
На самом деле смертность можно посчитать и по-другому.
БОМЖИ И МЕНЕДЖЕРЫ
По общероссийским таблицам смертности можно делать лишь грубые прикидки, говорит генеральный директор Чешской страховой компании Дмитрий Малых, актуарий по первой профессии. Чтобы примерно сравнить наши и зарубежные тарифы, они сгодятся. Но для расчета тарифов с точностью до доллара актуарии действуют иначе: они пытаются среди общей массы населения выделять группы своих потенциальных клиентов и вести расчеты именно для них.
Однако, чтобы появилась необходимая для этого статистика, нужно время. Хотя бы лет десять. А пока страховщики действуют на свой страх и риск. «Страхование жизни у нас на начальном этапе, неопределенностей слишком много, и каждый актуарий вынужден делать свои предположения», — говорит математик Александр Лельчук, советник гендиректора компании «Согаз-Жизнь», выполнявший заказы для компаний РОСНО, AIG и «Ренессанс Страхование».
AIG, например, по словам ее актуария Николая Калинина, придерживается консервативного подхода. Проще говоря, верит Росстату и с некоторыми небольшими корректировками использует его статистику — ту самую, что выложена и на mortality.org. «Страховщики заказывают тарифы, а потом буквально на глазок что-то меняют. Где-то им мало показалось, где-то — много», — признается актуарий Игорь Стяжков, работающий в новосибирской компании «Росстрах». Как-то Стяжкова попросили посчитать будущие расходы для новосибирского пенсионного фонда. Пришлось на всякий случай завысить продолжительность жизни: «Я принял, что в Сибири человек живет 80 лет, хотя у нас столько не живут. Но иначе никак, пусть лучше у компании лишние деньги останутся. У нас ведь не Англия, где для каждого города свои таблицы. Об оценке профессионального риска и не говорю. Как для летчиков или альпинистов тарифы считают? Пальцем в небо, вот как!»
В Чешской страховой компании пользуются таблицами, составленными мюнхенским перестраховщиком Munich Re. Разница с росстатовскими данными видна невооруженным глазом. По мнению Munich Re, из 100 000 российских мужчин между 40 и 50 годами умирают не 14 000, а 4800. Не то чтобы россияне живут лучше, чем представляется Росстату, — просто речь только о тех, кого страховщики считают своими потенциальными клиентами. Среди них нет бомжей, меньше пьяниц. Зато судьбу русской женщины Munich Re оценивает даже более пессимистично, чем Росстат. По мнению Munich Re, из 100 000 40-летних россиянок до 50 лет не доживут 3270 — на сотню больше, чем по официальной госстатистике. Видимо, потенциальные клиентки страховых компаний слишком много работают и нервничают.
Если считать по мюнхенской таблице, ставку годового взноса для 40-летних мужчин можно держать на уровне $700. Выходит, «Ингосстрах», который тоже использует мюнхенские данные, мог бы даже снизить тариф. «Не все так просто, — вздыхает актуарий Горбачев. — “Жизнь” — очень запутанная сфера, а занижение ставок — верный путь к разорению».
СМЫСЛОВЫЕ ГАЛЛЮЦИНАЦИИ
На какие бы таблицы ни ориентировались страховые математики, результаты их труда часто содержат удивительные внутренние противоречия, которые недостатком статистики не объяснишь. В AIG, к примеру, 20-летний полис для 30-летней женщины всего на 4% дешевле аналогичного «мужского» полиса. Тут, по какой таблице ни считай, вероятность смерти мужчины все равно намного превышает женскую. По росстатовской — втрое, по таблице Munich Re — в 1,4 раза. У ВСК очень странная структура тарифа страхования жизни для ипотечных заемщиков. 44-летний страхователь должен заплатить за первый год $1120, с каждым следующим — на $70 больше. Но когда гражданину исполняется 48 лет, страховка почему-то дорожает сразу на $170. А дальше опять прибавляет в цене понемножку. Никаким кривым смертности это не соответствует.
«Актуарии есть далеко не у всех фирм, — говорит Николай Горбачев. — У кого нет, просто берут чужие тарифы и делают некоторые позиции чуть дешевле, чтобы привлечь клиентов». Математики расставляют для таких плагиаторов ловушки: строят тарифы таким образом, чтобы доходность была разной по разным группам страхователей. Копируя чужие ставки, фирма никогда не знает, что ее ждет. Где-то можно немного снизить тариф, а где-то «запаса прочности» совсем нет.
Впрочем, при нынешних тарифах желающих застраховать родню от своего безвременного ухода так мало, что и те компании, которые попадут с тарифами пальцем в небо, просто не сумеют много потерять.
Алексей Каменский 14 (14) 19 июня 2006